Архиепископ сделал паузу, и этим воспользовался Харснет.

— Они отберут у народа священное слово Христа, — горько сказал он.

Я бросил на него косой взгляд. Так обычно говорили радикалы. Кранмер слегка нахмурился.

— И наконец, — продолжил он, — они пытаются свалить меня. Не исключено, что и лорда Хартфорда тоже, но в первую очередь меня. Уже арестованы некоторые радикалы из числа моих людей в Кентербери, а также среди молодых придворных из Виндзора. Их обвинят в ереси. Молодые люди, которые слишком много болтают, — вот кто представляет для меня наибольшую угрозу.

Левая щека Кранмера непроизвольно дергалась, и я понял: архиепископ боится. Но он сумел совладать с собой и вновь посмотреть на меня.

Заговорил лорд Хартфорд, негромко и размеренно:

— Сейчас нас в наибольшей степени защищает то, что в окружении короля до сих пор остались умеренные реформаторы, люди, которым он доверяет. Это его врач, доктор Баттс, и новый секретарь Уильям Паджет. Пока такие, как Гардинер и Норфолк, нашептывают на ухо королю ядовитые речи, эти люди, пользуясь почти неограниченным доступом к персоне монарха, в силах противостоять им. Но королева, придерживающаяся реформаторских взглядов, могла бы помочь нам еще больше.

— Но будет ли этот брак безопасен для нее? — вклинился в разговор Томас Сеймур. — Анна Болейн пыталась оказывать на короля давление по религиозным вопросам и была казнена. А меньше года назад была обезглавлена Кэтрин Говард.

Мне вспомнился затравленный и испуганный взгляд Кэтрин Парр, которую я увидел в карете похоронной процессии. Кранмер кивнул.

— Верно. Поэтому нечего удивляться тому, что она до сих пор не приняла предложения короля. Впервые, Мэтью, потенциальная жена отказала королю в ответ на предложение руки и сердца. Но на старости лет он нуждается в компаньонке. Я знаю, леди Кэтрин отдала решение этой дилеммы в руки Господа. Более щекотливой ситуации не придумаешь. Жестокое убийство, совершенное в ее окружении, а теперь и второе — все это должно было бы насторожить короля, который, как известно, крайне суеверен. Две шокирующие, бессмысленные смерти. Люди непременно станут говорить, что убийца одержим дьяволом.

— Об этом уже говорят, — вставил Харснет. — Поначалу мы полагали, что цель убийцы — устроить скандал, который поставил бы под угрозу брачные переговоры. Но если так, то зачем он нанес второй удар?

— Может, для того, чтобы устроить представление, которое прочно связали бы со смертью доктора? — предположил я.

— В таком случае он был недалек от цели, — сказал Кранмер, — но этого нельзя допустить. Именно поэтому мы официально положили под сукно расследование убийства мастера Эллиарда. А неофициально я переверну каждый камушек, чтобы отыскать душегуба. Кстати, Кэтрин Парр, как и все остальные, думает, что доктор Гарней умер от удара.

Я понял, почему все они были так напряжены. Король не любил, когда от него что-то держали в тайне. Меня снова втянули в нечто, чреватое крупными неприятностями со стороны короля, в нечто весьма опасное. Во второй раз я могу и не уцелеть. Но ведь я дал клятву, и обратного хода нет.

— Способ, которым совершены эти убийства, ужасен, — сказал Кранмер, прикоснувшись к серебряному наперсному кресту, висевшему у него на груди.

Томас Сеймур мрачно рассмеялся.

— Не ужаснее того, что мне довелось видеть в Венгрии.

Он положил руку на свои инкрустированные золотом ножны.

— Я видел, как побежденная армия императора возвращалась из Буды. Им не удалось отбить этот город у турок, но в качестве трофея они привезли целую повозку отрубленных голов. На вершине этой страшной пирамиды сидел один живой турок, весь в крови, прикрывавшийся тряпками от тюрбанов своих казненных товарищей. Все смеялись, когда задняя часть повозки открылась, и турок, вопя, скатился с груды отрубленных голов на землю.

Сэр Томас улыбнулся, и я понял, что, наблюдая описываемый им случай, он тоже смеялся.

— То была война, — возразил его брат. — Она велась жестоко, но с достоинством.

Я поглядел на Хартфорда и подумал: а что он сам видел и делал в Шотландии?

— Что ж, Мэтью, — проговорил Кранмер, — вы новый человек в этом деле, и вы хорошо знали бедного Эллиарда. Что, по вашему мнению, нам следует предпринять?

Все опять смотрели на меня. Я, как мог, расправил плечи.

— Для начала я предложил бы выяснить, имели ли доктор Гарней и Роджер общих знакомых или клиентов. Хотя было бы странно, если бы кто-то до такой степени ненавидел их обоих.

— У меня имеется обширный список друзей и пациентов доктора Гарнея, — сообщал Харснет.

— А я могу составить такой же список применительно к Роджеру, — сказал я и, посмотрев на помощника королевского прокурора, добавил: — С помощью его вдовы.

— Очень хорошо, — кивнул Кранмер. — Но она не должна ничего знать про Гарнея.

Мне была ненавистна мысль о том, что придется обманывать Дороти, но я понимал, что без этого не обойтись.

— Сколько лет было доктору Гарнею?

— За пятьдесят. Он был уже стар.

— Как он был сложен?

— Как сложен? — озадаченно переспросил Харснет. — На вид небольшой, худощавый…

— Как и Роджер. Наш убийца перенес Роджера к фонтану Линкольнс-Инн, а Гарнея к приливным лужам. Это выглядит так, будто он предпочитает убивать миниатюрных мужчин, достаточно легких, чтобы хватило сил донести жертву на руках до определенного места.

— Каковы были религиозные воззрения мастера Эллиарда? — поинтересовался Харснет.

— Он принадлежал к сторонникам реформ.

— В точности как доктор Гарней, который, правда, был весьма умеренным реформатором. Из соображений безопасности.

В словах Харснета прозвучало что-то похожее на осуждение.

— То же самое я могу сказать про Роджера. Вот видите, между ними обнаруживается все больше общего.

— И это укрепляет меня во мнении, что преступления совершили паписты в надежде расстроить брачные планы короля, — заявил Харснет. — Боже правый, они способны на что угодно! Они сожрут бедных протестантов, как скот пожирает траву.

— А к какому лагерю вы относите себя, мастер Шардлейк? — вкрадчиво спросил Хартфорд. — Каковы ваши религиозные взгляды? Я слышал, что вы чуть ли не лаодикиец, человек неусердный в вере.

— Взгляды Мэтью не станут нам помехой, — вклинился Кранмер. — По крайней мере, до тех пор, пока он считает, что мы действуем праведными методами.

На его лице вновь появилась грустная улыбка.

— Тут проблем не будет.

— И кто же станет решать, что есть праведно? — фыркнул Томас Сеймур. — Горбатый адвокат?

Его брат повернулся к нему, внезапно вспыхнув от гнева.

— Клянусь ранами Христовыми, Томас, еще одно слово, и я вышвырну тебя отсюда! Уверен, что от этого человека будет во сто крат больше пользы, чем от тебя.

Томас Сеймур выглядел как побитая собака. Ему недвусмысленно указали, кто здесь хозяин. Кранмер повернулся ко мне.

— Мэтью, я снова приношу извинения за поведение сэра Томаса.

— Это не имеет значения, милорд, — поклонился я, хотя и чувствовал себя глубоко задетым.

Зачем только они связались с этим глупым невежей?

— Мне хотелось бы поговорить с тем рабочим, который обнаружил первое тело, и осмотреть место преступления. Сходство между двумя убийствами настолько очевидно, что это может помочь нам в расследовании.

Кранмер посмотрел на Харснета.

— Где этот человек сейчас, Грегори?

— Я велел на несколько дней посадить его в камеру, чтобы он осознал необходимость хранить молчание. Сейчас он, наверное, вернулся домой. Я велю послать за ним.

— Благодарю вас, коронер.

— Я хотел бы, чтобы вы с Грегори совместно вели расследование, — сказал Кранмер.

— Могу ли я привлечь своего помощника Барака? Он может оказаться весьма полезен.

— А-а, тот самый… — Кранмер улыбнулся. — Да, я знаю, что лорд Кромвель доверял ему. Но больше — никого, в том числе и этого бывшего монаха, а ныне врача. С доктором Гарнеем он нам не поможет, поскольку тот уже несколько недель как похоронен.